Буду ооочень благодарна, если кто-нить прочитает... и оставит комменты.
Чудо.
Оно восстаёт, когда близится рассвет. Каждую ночь, живя лишь ожиданием утра, оно вынуждено нести своё бесполезное бремя, лёжа в холодной земле и плача от бессилия. Чуя окончание ночи, слыша робкое пение первых утренних птиц, оно начинает свой мучительный подъём, который, тем не менее, стоит этих слёз, крови и проклятий. Давясь сырой землёй, оно трепещет в ожидании света и напрягает все свои силы, вылезая на поверхность. Земля шевелится, и вот из неё показывается худая рука с кривыми узловатыми пальцами и облезшими длинными ногтями, которая отчаянно шарит вокруг в поисках опоры… Оно являет себя миру.
Некоторые мудрецы говорят, что Нечто, являющее собой абсолютное воплощение безобразия, может вызывать у окружающих такие же эстетические чувства, как те, что появляются при созерцании чего-то абсолютно прекрасного. О да, оно безобразно. Безобразно каждой чёрточкой лица, если эту уродливую маску вообще можно назвать лицом. Безобразно каждым изгибом своего костлявого тела. Безобразно каждым своим неуклюже-стремительным жестом. И запах от него исходит омерзительный. Кажется, даже его коже неприятно покрывать настолько ужасное тело, и она слезает с него белесыми лохмотьями, приоткрывая гнилую скользкую плоть. Оно потягивается и с трудом разлепляет свои маленькие, сочащиеся гноем глаза навстречу холодному и бодрящему предрассветному воздуху. С противным звуком оно расправляет свои крылья… да какие там крылья! Это просто уродливые роговые наросты на спине, шелушащиеся и порванные в тех местах, где предполагается наличие перепонок. Оно задирает морду наверх, к небу, где смущённо белеет молодой месяц, а затем издаёт хриплый, безобразный звук, некое подобие отчаянного воя, который спугивает пару воронов, сидящих на ближайшем дереве. Вороны с карканьем улетают прочь, брезгуя им, так как оно слишком омерзительно даже для падали. Оно разевает пасть. Жёлтые обломки зубов склеены плотной зеленоватой слюной, и обложенный язык судорожно изгибается, открывая ободранную гортань.
Оно ползёт. С трудом огибая могильные кресты, цепляясь за холодные камни надгробий, и оставляя на мокрой от росы траве сгустки гноя, потёки чёрной крови и обрывки своей зловонной кожи. Оно ползёт, и лишь надежда, надежда на воскрешение движет им. Оно безвозвратно мертво, и оно проклято. Его крест – каждодневное ожидание чуда, и жалкие остатки прекрасной души, навеки заточенные в уродливом теле. Оно доползает до нужного ему места, неподалёку от небольшой серой плиты, с трудом занимает сидячее положение, подмяв под себя трогательные жёлтые цветы, которые были кем-то любовно посажены вокруг могилы. Оно снова разевает пасть, щурится, и, скрипя всеми своими позвонками, слегка поворачивает шею и обращает лицо на восток, к линии стыка чёрно-синего неба и тёмно-зелёной травы с возвышающимися силуэтами крестов и надгробий. Вокруг – лишь бесконечное кладбище, самое тихое и волшебное место на свете, где каждый атом воздуха несёт в себе заряд боли, и где может и должно свершиться настоящее чудо.
Оно перестаёт двигаться. И лишь ноздри расплющенного носа шевелятся, и лёгкие судорожно надуваются и сдуваются в костлявой грудной клетке. Каждое дыхательное движение даётся ему с болью и вызывает в его тихо клокочущей глотке жалобные глухие стоны, а воздух с трудом выбивается из склеенных слизью ноздрей.
Оно – беспрерывный сгусток боли. Даже то, что оно существует, уже причиняет ему адскую боль. Оно мелко дрожит, но не чувствует ни холодного ветерка, ни ледяного мрамора под собой. Оно ведь ничего не чувствует… кроме боли.
Близится заветное мгновение. Оно начинает чаще дышать и дрожит более крупной дрожью. Стоны, сопровождающие дыхание, становятся громче и отчётливей. Оно медленно поднимает напряжённые руки к небу, и в этот момент из его пасти снова вырывается хриплый короткий вой.
Оно плачет. Жёлтые, мутные слёзы, остро пахнущие какой-то кислотой, стекают по морщинам его безобразного лица, смывая гнойные отложения в углах дрожащих глаз, запекаясь в складках его искривлённого гримасой рта. Оно плачет, тихо всхлипывая, и начиная что-то бормотать. Дрожащие руки воздеты к небу, куда устремлён его затуманенный взгляд.
Желанная минута чуда близка. Небо посветлело. Время для него не значит ничего – ведь впереди и сзади бесконечная плоскость под названием вечной муки - но оно всегда чувствует долгожданный момент. Оно дрожит и плачет, кусая истерзанные губы, всё больше и больше искажая очертания уродливой пасти, и шепеляво бормочет какие-то умоляющие заклинания, понятные лишь ему. Оно забыло значение и звучание слов. Оно давно забыло всё, кроме вечной боли, вечного ожидания и вечной надежды на чудо. Оно громко судорожно вздыхает, и тут его глаза расширяются и оно замолкает…
Над горизонтом показывается первый луч солнца и падает на него.
То, что случается в это мгновение, принято называть чудом. Чудесным преображением. Чудесным просветлением. Чудесным, восхитительным и абсолютным счастьем.
Из абсолютно уродливого, оно вмиг превращается в абсолютно прекрасное.
Всё длится несколько мгновений, но они – ценнее всей вечности мироздания, ценнее миллионов килотонн никому не нужной боли и ценнее миллиардов километров бесконечного одиночества. Оно резко поднимается на ноги. Взмах крыльев. Да, теперь это настоящие крылья – белые, красивые, сильные! Чудесный изгиб ладного тела. Радостный крик счастья, взволнованно разрезающий напряжённую кладбищенскую тишину. Голубые, словно вылитые из чистейшего горного хрусталя, светящиеся благодарностью глаза, раскрытые навстречу солнцу. И слёзы… кристальные слёзы счастья, струящиеся по розоватой, бархатистой коже щёк, подкрашенных нежным румянцем. Приоткрывшиеся в улыбке алые губы обнажают белоснежный ряд идеальных зубов. Мягкие, шелковистые золотые волосы рассыпаются и скользят по телу, даря волшебное ощущение ласки… Оно чувствует в этот момент не боль, а всеобъемлющее счастье. Оно чувствует прекрасный утренний запах воздуха, каждой порой своего восхитительного тела ощущает лёгкий прохладный ветерок, ощущает каждую сочную травинку, слегка касающуюся его ног, ощущает твёрдую холодную поверхность надгробия под своими ступнями…
Оно счастливо. Оно полно сил. Оно живо. И оно прекрасно.
Но внезапно солнце ударяет по его глазам раскалённым клинком. Ослабевшие ноги подкашиваются, и оно падает вниз. Оно хрипло орёт от нечеловеческой боли, пронзающей его тело во время удара о холодный камень могильной плиты. Рыдания сотрясают его снова уродливую плоть, и едкие слёзы заливают его морду. В отчаянии, оно царапает само себя, обхватывая свой лысый бугристый череп и тонко воя. Оно преисполнено горечи и обиды. Бывшее ощущение счастья резко сменилось болью, обжигающей и бесконечной.
Оно не может долго лежать и плакать. Солнце с каждой секундой причиняет ему большие страдания. Оно вынуждено начать свой путь обратно, дрожа, хрипя, тихо стеная и пригибаясь к земле. Ободранные крылья волочатся за ним. И оно снова оставляет за собой омерзительный скользкий и липкий след. Ошарашенное, оно всё же не забыло о мгновении чуда и минуте счастья, и это снова даёт ему жалких сил, достаточных для того, чтобы всё это повторилось завтра.
Оно прячется от яркого солнца в холодную червивую землю. Оно уже не плачет, и его жёлтые слёзы засохли твёрдой гнилостной коркой на его лице. Оно молчит, лишь судорожно дыша, и все его движения судорожны и порывисты. Оно торопится, так как невозможно терпеть обжигающее тепло солнца на своей коже. Оно снова чувствует лишь боль. Боль, одиночество и обиду. Оно снова бежит для того, чтобы проклинать, ненавидеть, и ждать того момента, когда оно сможет вернуться на поверхность и полюбить себя, хоть на какое-то мгновение…
Иногда, лёжа в бесконечной темноте, не дыша и ничего не видя, оно размышляет. В такие минуты ощущение боли ослабевает, и оно вспоминает многое, что обычно не помнит. Оно думает о своей судьбе, о своём существовании, о своей боли и, конечно, о чуде.
Да. Это чудо стоит того, чтобы оно существовало. Оно существует для чуда, и чудо существует для него. Минута чуда стоит больше, чем вечность боли. И оно не несчастно. Оно счастливо. Оно живёт надеждой и ожиданием. Оно терпеливо несёт свой крест на уродливых плечах потому, что оно получает награду за это. Оно не проклято. Оно награждено.
И ещё оно мечтает. Мечтает о том, что когда-нибудь (ведь впереди целая вечность!), его чудо не развеется со вторыми лучами солнца. Что оно останется с ним навсегда. Мир поменяет минус на плюс, чёрное на белое, а боль - на счастье. Вместо бесконечного кладбища, простирающегося до горизонта, мир заполнят живые существа, добрые и прекрасные. Они будут любить его и дружить с ним. И оно вспомнит звучание всех слов и скажет им самые красивые и самые сокровенные.
Когда оно размышляет об этом, его пасть слегка искривляет подобие улыбки, а маленькие закрытые глаза сморщиваются. И в уголках их появляются капельки слёз. Но не мутные и жёлтые, а те самые. Слёзы счастья. Кристальные и чистые…
Оно найдёт в себе силы выбраться к завтрашнему рассвету. Оно вылезет из земли навстречу первому лучу солнца и послезавтра, и на следующий день, и, если понадобиться, будет ежедневно выбираться до скончания времён. Ведь им движет надежда. Ведь на остатках его прекрасной души вырос цветок мечты. Ведь оно уверено в одном – минута счастья стоит тысячелетий боли. И это – не мучение, а награда.
И – кто знает – может быть, именно сегодня эфемерное счастье задержится на целую вечность, его мечта осуществится и свершится настоящее чудо.
Кто знает…
30 апреля 2007 г.
(с) [Linda_Lindemann] aka Dead_Phoenix